– Предатель!

Затрещали стены.

– Убийца! – голос Лукса запрыгал от стены к стене. Платформа сильно ударилась о выступающий камень. Задергалось пламя факелов, шахта наполнилась грохотом.

– «Это место почитается, как святыня, – сказал Развияр, когда грохот утих, – и ревниво оберегается от посторонних глаз. Я был, возможно, единственным чужаком, которому посчастливилось увидеть озеро Плодородия. В этот час на берегах никого не было видно, только солнце…»

Платформа опускалась все медленнее. Снизу тянуло холодом, сыростью, гнилью.

– «Только солнце дробилось на спокойной воде, и в самом центре плыли, как единое существо, всадник и его брат – я видел шлейф на воде, который тянулся за ними, и два почти одинаковых лица, обращенных на восток…»

Развияр увидел, как появляется проем в стене – поднимается из-под идущей вниз платформы. Плеснула вода, платформа резко качнулась на плаву, цепи провисли. Развияр еле удержался на ногах и ухватился за Лукса.

– Мы внизу, – шепотом сказал Развияр. – Я все время боялся, что шахту завалило.

Он смотрел в проем, в темный коридор, ведущий в глубь скалы. Как и прежде, громада замка, громада скалы давили ему на уши. Колодец висел над головой, подземные ветры по-прежнему гудели в нем нечеловеческим басом, но теперь к этому звуку примешивался другой: треск оседающей породы. Шелест ползущих трещин.

– Развияр, – сказал Лукс и вдруг прижался к нему мохнатым боком. – Пожалуйста. Пожалуйста!

Развияр сжал его мокрую ладонь:

– Теперь немного. По коридору прямо.

– Там вода!

– По колено. Не страшно.

Развияр первый сошел с платформы. Вода была обжигающе холодной и поднималась выше колен, выше, чем Развияр рассчитывал. Он взял факел, посветил вперед, в какой-то момент обмер – ему показалось, что тоннель завален, но это была ошибка глаз, сбитых с толку отблесками на воде.

– Не страшно, – повторил он громче и тут же пожалел: звук в этом тоннеле шел отовсюду. «Страшно… страшно…» – зашептали камни над головой, и задрожала вода, и ее поверхности пошла мелкая зыбь.

Он вернул факел в крепление у изголовья мертвеца. Молча взялся за ручки носилок. Мертвое лицо качнулось. Развияр сообразил, что собирается идти спиной вперед. Снова поставил носилки, посмотрел на Лукса. Лицо зверуина блестело от пота, хотя в подземелье было холодно.

– Идем.

Он повернулся к Луксу спиной, взялся за носилки и потащил по платформе, и наполовину втянул их в коридор, прежде чем почувствовал, что Лукс взялся с другого конца. Тяжело дыша, зверуин спустился в воду и зашипел, будто от боли.

Размеренно плескала вода под ногами. Два факела горели на носилках. Тяжелая черная тень, ничего общего не имеющая с Развияром, вела его вперед, в полную черноту. Это моя тень, говорил он себе. Это тень человека, у которого факел горит за спиной. И все равно ему страшно было смотреть вперед.

Тоннель, кажется, стал ниже, в некоторых местах приходилось наклонять голову. Вода не теряла времени – грызла, подтачивала, расширяла трещины. В этом тоннеле Развияр осознал всю правоту зодчего: замок готов был обрушиться в любую минуту. Он медлил, цеплялся за жизнь, а разломы играли с ним, как смертельная болезнь – с очень сильным человеком. Вода… смещение пластов… напряжение камня, готовое разорвать самые прочные связи… оседающая громада над головой…

Развияр зажмурился и вспомнил, как скакал верхом на Луксе по зимнему лесу, какого цвета соски на Яскиной груди, как плывут листья по медленной реке. Он шел дальше с закрытыми глазами, не считая шаги, сбившись со счета. Пол вдруг стал повышаться, лица коснулся ветер. Вода опустилась ниже колен, и Развияр решился наконец посмотреть.

Впереди – рукой подать – была погребальная камера. Вернее, то, что от нее осталось. Остался цел только каменный постамент в центре: стены сморщились гармошкой, обвалились и растрескались. Открылись новые коридоры, широкие и узкие проломы, наполовину заваленные, наполовину залитые водой.

Все громче становился отдаленный басовитый треск. В глубине коридора, из которого они пришли, упал в воду камень.

– Здесь твое место, Утро-Без-Промаха, – сказал Развияр. – Оставайся под землей.

Треск перешел в нарастающий гул.

Развияр из последних сил подтащил носилки к постаменту. Ладони Лукса будто приросли к рукояткам, Развияру пришлось насильно разжимать их. Края парчового покрывала ниспадали с носилок, укрывая плиту, огонь факелов отражался на золотом шитье подушки. Мертвый маг лежал, плотно сомкнув высохшие веки.

Трещины над головой разверзались, как молнии, и нарастал гром. Кипела вода в тоннеле. Развияр бежал, протискиваясь мимо обрушившихся глыб, протаскивая за собой Лукса. Один факел погас.

Потом его что-то ударило по голове, он упал и захлебнулся. Пришел в себя через несколько минут: Лукс тащил его, коридор все не кончался, а скала гудела, в темноте летели камни, и все полости, все проемы, все щели, где только могли пробиться вода и воздух, стремительно схлопывались: как будто скале надоело терпеть проходимцев.

Поддерживая друг друга, они взобрались на платформу. Шахта танцевала, изгибаясь то в одну, то в другую сторону, как стебелек травы под ветром. Лукс дернул за сигнальную веревку дважды, трижды, четырежды, и веревка оборвалась. Но там, наверху, уже завертелись блоки. Цепи натянулись, платформу перекосило, она оторвалась от воды и начала движение вверх – ударяясь о стены, кренясь и роняя щепки. Развияр и Лукс, вцепившись друг в друга, катались по доскам, пытаясь удержаться.

Погас второй факел, и стал виден свет наверху.

Этот свет Развияр запомнил навсегда – как и сияние Мирте.

Глава пятая

– Свойства… породы… оказались… воистину… чудесными. Началось обрушение, но произошло, по-видимому, перераспределение пластов… крайне удачный случай. Разумеется, строение все еще… непрочно. Но это, по крайней мере, уже в человеческой власти.

– Что вам нужно?

– Время, прежде всего. У нас с собой все инструменты, потребуется от двух недель до…

– Две недели – крайний срок.

– Спешка может повредить…

– Постарайтесь все успеть без спешки.

Шахты больше не было. Громада замка стояла теперь на сплошном камне, и на раздробленных в пыль костях Утра-Без-Промаха. Нижние ярусы лежали в развалинах, но источники воды не иссякали. Треск, сотрясения и оползни прекратились.

Развияр обосновался в зале стражи – едва ли не единственном обжитом помещении замка. Здесь было полно хлама, валялись на полу шкуры печорок, стояло в стойках оружие, ржавое и смазанное, пригодное и сломанное. Здесь же лежал Бран, укрытый тремя плащами: сотника била лихорадка. Кривуля расхаживал по грязному полу, заложив ладони за пояс:

– Те, что не успели разбежаться, сидят теперь в норах со своими стадами, сами в темноте, как печорки.

– Это наши люди. Мы возьмем их под защиту и под свою власть.

– Они не пойдут…

– Значит, надо заставить. Вывести наружу. Пусть живут при солнечном свете, как люди, и поставляют нам мясо, шкуры, молоко. Рабочие руки. Нам надо много людей, очень много и очень быстро. Я хочу, чтобы отряд выступил сейчас.

– Какой отряд, Развияр? Где мы возьмем людей? Тари со своей пятеркой ушли на перевал…

– Бери тех, кто остался.

– А замок? А сторожить пленников? И как заставить работать весь этот сброд, что ты привел? Тут надо больше надсмотрщиков, чем работников!

– Кривуля, – сказал Развияр. – Сейчас ты в последний раз спросил меня, как я собираюсь исполнить то, что собираюсь. Это мои заботы. А ты сделаешь то, что велел я: покоришь пастухов. Без крови. Так, чтобы они считали себя освобожденными, а не завоеванными. Это непросто. Но я сказал, и ты это сделаешь.

Стражник прекратил расхаживать. Остановился перед Развияром. Хотел что-то сказать – но осекся.

Развияр ждал, глядя в его широкие, все более расширяющиеся зрачки.

– Хорошо, – угрюмо сказал Кривуля. – Я пошел.